Возвращение на круги своя

«Здесь покоится тот, чье имя было начертано на воде», - такие слова высечены на камне, что установлен на могиле великого английского поэта Джона Китса. Он умер в двадцать пять лет, и эти слова принадлежат ему…

***
Что особо задевало меня во всей коронавирусной истории, так это то, что людей хоронят в закрытых гробах. Хоронят тайно, не по-человечески, словно ушел в мир иной некий тать... И в этом есть что-то ужасное и чуждое всякому приличию. Признаюсь, поначалу это меня очень возмутило, и думалось: неужели не могут сделать гробы со стеклянным окошком, а то ведь не по-людски как-то получается. И не так уж много смертей от этой болячки, если всё измерять затратами.
Но вдруг, разом, увиделась совсем иная картина. Мне не раз приходилось бывать на отпевании и погребении монахов; было время, хоронил я и отца Даниила (Сысоева), стоял недалеко, а лицо убиенного было закрыто платом, словно от ненужных и неутешных взоров. Вот и подумалось, что жертвы коронавируса — они как бы пребывали перед смертью в иночестве, потому что уходили и мучительно, и не ко времени: не просто по болезни, а скорее по обстоятельствам — скорбным и необъяснимым. Но есть в этих закрытых гробах и нечто большее, чем то, что вызывает мысли о строке, оборванной пулей, битой посудине или опоздании на последнюю электричку... И хочется верить, что это дает покоящимся в них право быть понятыми и прощеными.
Есть в обыденной домовине величие истинной скорби и немой укор нам, живущим: вроде как не о том печёмся и думаем. И лопается на глазах у всех пузырь многообещающей всемирной медицины, до мозга костей прагматичной и прокупюренной, и не хочется вникать в межгосударственные разборки толстосумов, пересчитывающих население, словно бы то мелочь (иначе и не скажешь) в кармане элитного костюмчика. Пандемия, есть она или нет, - это ведь не война и даже не случай, требующий общего понимания, а четко обозначенный факт всеобщего вразумления. И не суть важно, будут ли тебя метить-чипировать или вгонят тебя по шляпку в доску аргументов от нового миропорядка — всё это вторично, потому как смерть от коронавируса, вступившая в свои особые права, выступает на этот раз намного величественнее и торжественнее, чем в привычных нам будничных условиях. Смерть, пеленая своих жертв закрытыми гробами, недвусмысленно дает понять, что она бесконечно могущественнее любой человеческой уловки, пусть даже и самой засекреченной.

А теперь, снова, любимый мною Джон Китс:

Чему смеялся я сейчас во сне?
Ни знаменьем небес, ни адской речью
Никто в тиши не отозвался мне...
Тогда спросил я сердце человечье:

Ты, бьющееся, мой вопрос услышь, —
Чему смеялся я? В ответ — ни звука.
Тьма, тьма кругом. И бесконечна мука.
Молчат и Бог и ад. И ты молчишь.

Чему смеялся я? Познал ли ночью
Своей короткой жизни благодать?
Но я давно готов её отдать.
Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.

Сильны любовь и слава смертных дней,
И красота сильна. Но смерть сильней.

Терентий Травник. Из книги "Вечерняя звезда".

(0 пользователям это нравится)