А вот и ноябрь, дорогие мои. Сижу и смотрю в окно, а там ночь, сырость и два окна в соседнем доме, которые я так и прозвал: глаза на пятом этаже...
Как вы думаете, почему так много плохих стихов, намного меньше плохих картин и совсем мало, можно сказать, что почти нет плохой музыки? Ответ здесь очевиден. Дело в том, что слово доступно всякому по факту знания языка, на котором мы говорим, да и самой разговорной речи, а живописи и музыке надо не только учиться, но еще иметь к этому физическую предрасположенность. Другими словами, если нет слуха, то в музыку лучше не лезть, а если нет ощущения пропорций и цвета, то рисовать человек не сможет, ведь это — врождённые качества, а потому научить этому, увы, невозможно. Искусство есть наше с вами самовыражение, и если вы плохо владеете инструментом, то следует его отложить в сторону, потому как в лучшем случае вас не поймут, а в худшем — примут за придурка (говорю, как есть). Эти утверждения — не призыв к тому, что надо бросить всё и залечь на дно, отнюдь — просто делайте то, к чему лежит душа, и если вы угадали, то не разлюбите это занятие точно.
Что касается стихосложения, то как только человек схватывает, что такое рифма, то зачастую сразу начинает рифмовать, думая, что он при этом сочиняет стихи. Ничего подобного, ибо рифмование так же далеко от поэзии, как и танцы от марширования по плацу, пусть даже и ритмичного. В конечном счете вы придете к выводу, что нет более сложной и одновременно более доступной, по крайней мере на первый взгляд, области творчества, чем поэзия. Дело в том, что поэзия, если вдуматься, есть самый короткий путь к максимально сжатому и сфокусированному миропониманию, выстроенному на ассоциативном мышлении человека, а это — вершина интеллектуализма. Именно ассоциации, если так можно выразиться, делают из человека сверхчеловека. Ни рациональность, ни логика, ни эрудиция и даже ни системно-схематическое видение не сравнятся с даром ассоциативного мышления. Искусственный интеллект может писать картины, сочинять музыку, писать короткие рассказы и стихи, но он не способен постигнуть суть поэтического слова, поскольку не владеет ассоциативным мышлением и вряд ли когда-нибудь сможет им овладеть. Не понять искусственному разуму, что такое «пылающее, как спелое яблоко, сердце» или «лимонно-грустный вчерашний дождь» — это практически невозможно. Так вот — поэзия с этого и начинается. Все верно, но не всё так просто, потому как дальше будет только сложнее. Оказывается, ассоциативные связи для поэзии необходимы, но и таковых недостаточно. Далее потребуется мировоззрение самого поэта, и если оно будет мелким, то всё в лучшем случае закончится ассоциативной математикой с подбором удачных образов, запечатанных в криволекальную, но главное, чтобы не в заштампованную рифму, чем, собственно, и довольствуются молодые мастера гусиных перьев. Чтобы было понятно, процитирую несколько весьма экстравагантных штучек от поэта Данилы Рудого:
Я был беззаботней отпетых кутил:
Мне в этом всегда помогала харизма.
Но вскоре рассудок разбавил тротил
Безудержных брызг моего магнетизма…
Кстати, сам Данил говорит о том, чем он занимается так: "Сложные стихи? Да, умных людей часто на них тянет. Не на сопливые рассусоливания о дребедени, которая оказывается пустой тратой сил, времени и энергии. Нет, хочется тяжелых стихов: стихов со смыслом, стихов, которые вытягивают из тебя душу, хочешь ты или нет. Тяжелые стихи, сложные стихи, одним словом, стихи, трудные для понимания, – они играют роль фильтра, отсеивающего ерунду и оставляющего тебя наедине с Богом. А что еще нужно от поэзии думающему человеку?"
Но это, Данил, как посмотреть... Отчасти вы правы, но только всего лишь от части, и ещё не ясно — от какой.
Или вот ещё:
Осень давно опала. Градусник на мели.
Снежные опахала Заживо замели
Пастбища и болота. В рифмах – одно «итить».
Скучно. Так, что охота Хоть бы и даже пить.
Он-оно как! И ни убавить ни прибавить, а просто следовать словцам, да и всё…
А привёл я в пример стихи Данилы Рудого потому, что в них-то как раз и видна та самая ассоциация, которую словопроходец величает сложными стихами. Кстати, у него они совсем не сложные, скорее незрелые, но явно оталаненные ассоциативной сканью, так что надежда, явно как и перспектива, есть. И всё равно путь этот ох как не прост. Были же Хлебников и Бурлюк, Артём Весёлый и Гуро… Было много из ассоциативного, но так и не пробившегося наверх в область того, что внецерковные мистики называли красиво и вдохновенно: область хрустальных сфер. И даже этого может быть мало, потому как дело не в этом, а по конечному счёту — в простоте, в обычном умении говорить о глубоком и сложном простым и понятным языком, с чего, собственно, и начинается настоящая поэзия. А теперь — Пастернак:
Весна, я с улицы, где тополь удивлён,
Где даль пугается, где дом упасть боится,
Где воздух синь, как узелок с бельём
У выписавшегося из больницы.
Где вечер пуст, как прерванный рассказ,
Оставленный звездой без продолженья
К недоуменью тысяч шумных глаз,
Бездонных и лишённых выраженья...
Терентий Травник. Из книги "В нужную сторону".
Как вы думаете, почему так много плохих стихов, намного меньше плохих картин и совсем мало, можно сказать, что почти нет плохой музыки? Ответ здесь очевиден. Дело в том, что слово доступно всякому по факту знания языка, на котором мы говорим, да и самой разговорной речи, а живописи и музыке надо не только учиться, но еще иметь к этому физическую предрасположенность. Другими словами, если нет слуха, то в музыку лучше не лезть, а если нет ощущения пропорций и цвета, то рисовать человек не сможет, ведь это — врождённые качества, а потому научить этому, увы, невозможно. Искусство есть наше с вами самовыражение, и если вы плохо владеете инструментом, то следует его отложить в сторону, потому как в лучшем случае вас не поймут, а в худшем — примут за придурка (говорю, как есть). Эти утверждения — не призыв к тому, что надо бросить всё и залечь на дно, отнюдь — просто делайте то, к чему лежит душа, и если вы угадали, то не разлюбите это занятие точно.
Что касается стихосложения, то как только человек схватывает, что такое рифма, то зачастую сразу начинает рифмовать, думая, что он при этом сочиняет стихи. Ничего подобного, ибо рифмование так же далеко от поэзии, как и танцы от марширования по плацу, пусть даже и ритмичного. В конечном счете вы придете к выводу, что нет более сложной и одновременно более доступной, по крайней мере на первый взгляд, области творчества, чем поэзия. Дело в том, что поэзия, если вдуматься, есть самый короткий путь к максимально сжатому и сфокусированному миропониманию, выстроенному на ассоциативном мышлении человека, а это — вершина интеллектуализма. Именно ассоциации, если так можно выразиться, делают из человека сверхчеловека. Ни рациональность, ни логика, ни эрудиция и даже ни системно-схематическое видение не сравнятся с даром ассоциативного мышления. Искусственный интеллект может писать картины, сочинять музыку, писать короткие рассказы и стихи, но он не способен постигнуть суть поэтического слова, поскольку не владеет ассоциативным мышлением и вряд ли когда-нибудь сможет им овладеть. Не понять искусственному разуму, что такое «пылающее, как спелое яблоко, сердце» или «лимонно-грустный вчерашний дождь» — это практически невозможно. Так вот — поэзия с этого и начинается. Все верно, но не всё так просто, потому как дальше будет только сложнее. Оказывается, ассоциативные связи для поэзии необходимы, но и таковых недостаточно. Далее потребуется мировоззрение самого поэта, и если оно будет мелким, то всё в лучшем случае закончится ассоциативной математикой с подбором удачных образов, запечатанных в криволекальную, но главное, чтобы не в заштампованную рифму, чем, собственно, и довольствуются молодые мастера гусиных перьев. Чтобы было понятно, процитирую несколько весьма экстравагантных штучек от поэта Данилы Рудого:
Я был беззаботней отпетых кутил:
Мне в этом всегда помогала харизма.
Но вскоре рассудок разбавил тротил
Безудержных брызг моего магнетизма…
Кстати, сам Данил говорит о том, чем он занимается так: "Сложные стихи? Да, умных людей часто на них тянет. Не на сопливые рассусоливания о дребедени, которая оказывается пустой тратой сил, времени и энергии. Нет, хочется тяжелых стихов: стихов со смыслом, стихов, которые вытягивают из тебя душу, хочешь ты или нет. Тяжелые стихи, сложные стихи, одним словом, стихи, трудные для понимания, – они играют роль фильтра, отсеивающего ерунду и оставляющего тебя наедине с Богом. А что еще нужно от поэзии думающему человеку?"
Но это, Данил, как посмотреть... Отчасти вы правы, но только всего лишь от части, и ещё не ясно — от какой.
Или вот ещё:
Осень давно опала. Градусник на мели.
Снежные опахала Заживо замели
Пастбища и болота. В рифмах – одно «итить».
Скучно. Так, что охота Хоть бы и даже пить.
Он-оно как! И ни убавить ни прибавить, а просто следовать словцам, да и всё…
А привёл я в пример стихи Данилы Рудого потому, что в них-то как раз и видна та самая ассоциация, которую словопроходец величает сложными стихами. Кстати, у него они совсем не сложные, скорее незрелые, но явно оталаненные ассоциативной сканью, так что надежда, явно как и перспектива, есть. И всё равно путь этот ох как не прост. Были же Хлебников и Бурлюк, Артём Весёлый и Гуро… Было много из ассоциативного, но так и не пробившегося наверх в область того, что внецерковные мистики называли красиво и вдохновенно: область хрустальных сфер. И даже этого может быть мало, потому как дело не в этом, а по конечному счёту — в простоте, в обычном умении говорить о глубоком и сложном простым и понятным языком, с чего, собственно, и начинается настоящая поэзия. А теперь — Пастернак:
Весна, я с улицы, где тополь удивлён,
Где даль пугается, где дом упасть боится,
Где воздух синь, как узелок с бельём
У выписавшегося из больницы.
Где вечер пуст, как прерванный рассказ,
Оставленный звездой без продолженья
К недоуменью тысяч шумных глаз,
Бездонных и лишённых выраженья...
Терентий Травник. Из книги "В нужную сторону".