Более десятка лет моего стояния у мольберта и участие в выставках так и не сподобили художественное братство принять меня за своего: то ли мазком, то ли кистью не вышел, а так — вроде как и ничего. Несмотря на то, что я очень старался и любил живопись, большинство из живописцев считало меня неплохим… музыкантом и почти гениальным… композитором. Они с удовольствием слушали все, что я создавал в музыке. Музыканты же, наоборот, находили меня замечательным художником и украшали свои мастерские моими картинами. Я бывал то там, то здесь, но в итоге оказывался ни там и не здесь. И только писатели – о поэтах не говорю – приняли меня в свою ложу. Надо отдать должное, что нигде мне не было так легко и комфортно, как за письменным столом с листом бумаги и ручкой. Я как-то сразу понял, для чего они нужны, и приступил к работе, хотя и сдержанно, но без оговорок. Таким образом математик стал физиком, а там и в лирики попал, доказав на собственной шкуре, что соль с сахаром — тоже вкусно! Безусловно, у меня были потрясающие проводники в мир библиотэрики и чарословства — это поэты Шурбаков и Иванов, литературный критик и прозаик Ерофеева, поэтесса и лингвист Чернышева, филолог Логунова, романист Богданов и эссеист Глушаков, поэт-переводчик Николаев, журналист Литвинов, прозаик Абалихин и конечно же мой одноклассник - виршеист Валерий Киселевский. Удивительные люди, высочайшие мастера слова с огромным опытом как в поэзии, так и в прозе. Со многими я и сегодня делюсь своими работами, спрашиваю совета и всякий раз готов к обучению, готов к новому, каким бы сложившимся автором меня ни считали.
Для себя я давно решил, что писатель —это не тот, кто умеет писать, а тот, кто в состоянии много и очень много работать, кто доводит сказанное до бумаги, а написанное — до издательства. Но и это еще не все – надо вырастить книгу и пустить её в жизнь в ожидании плодов с семенами, а значит, придется повоевать, да еще как! И прежде всего воевать с самим собой, с собственной усталостью, несобранностью, с теми огорчениями, которые могут появиться у тебя, когда тебя начнут бить и добивать критики или же сластопевцы. И все равно ты должен мыслить, то есть писать несмотря на то, что тебя не читают, не слышат, что нет денег на чернила и нет здоровья, чтобы ими пользоваться, и вот только тогда ты можешь попробовать пока только постоять в одном строю со словопроходцами – с теми, кому оружием стало слово, а направлено оно, стало быть, против самого дьявола, так что дело, как вы понимаете, совсем не простое, коли так их вооружили. Бить надо прицельно и точно, иначе тебя сразу прикончат. Так что за каждое праздное слово писателю придется давать ответ пред хозяином этого самого слова, а значит, — самим Богом!

Терентий Травник. Из книги «Ластик, лист и карандаш».