Да, вот и я убеждаюсь, причем не первый год, что шестьдесят лет – это действительно рубеж, перейдя который, поймешь, что обратной дороги нет точно, а впереди – полнейшее шоссе, да ещё и энтузиастов, потому как чем дальше, тем быстрее и вернее поступь, и не потому, что очень хочется, а потому, что всякий день под горку, да еще и с ускорением. Заметил, что после шестидесяти время чем-то напоминает убегающую из кастрюли овсянку – медленно, но неотступно лезет из-под крышки, стекает на плиту и подгорает, образуя корочку. Это я к тому, что, как ни следи, а всё равно убегает и убежит. Шестьдесят прошло, и надо сразу готовиться к шестидесяти пяти, потому как пять лет в этом интервале просто схлопываются, а дальше — серые тучи грядущего семидесятилетия, и не на каком-то там горизонте, а уже сразу над головой. В общем, жизнь бежит вперёд, а ты — за нею!
Здесь так: тридцать лет – не мальчик, сорок – далеко не мальчик, пятьдесят – совсем не мальчик, шестьдесят – старик, семьдесят – совсем старик, ну а восемьдесят – тут уж и язык не поворачивается сказать, а надо бы: как - никак положение обязывает… Лучшее, что я когда-либо слышал относительно восьмидесяти лет, так это когда ему или о нём говорят:
— Неужели?! А не скажешь: я бы вам лет семьдесят пять от силы дал. Так держать!
Ничего себе пожеланьице – держать, да ещё и так! Ну спасибо, взбодрили!
А всё-таки хорошо, что хоть так приметили и приголубили. Если поразмыслить, то никто из нас после шестидесяти ничего особенного и не делает, чтобы сгладить года, а потому и «так держать» совсем не сложно. Живи, а там как фишка ляжет, карта выпадет, да и просто как получится. Это и есть то, что называется жить по-ахматовски! Кто не знает, так это жить просто и мудро, вот и всё…

Терентий Травник. Из книги «Ластик, лист и карандаш».