12 ноября Зиновий день - это по церковному календарю. А еще это Синичкин день – синичкин праздник, поскольку именно к Зиновию ближе к людям прилетали все птицы-зимники, в том числе синицы, снегири, свиристели. Дети под руководством взрослых начинали мастерить и развешивать кормушки. Ох, и любил я этим заниматься! Для меня зимняя кормушка для птиц всегда была событием. Делал я ее с дедушкой в виде домика, а вешали за окно, что давало мне возможность близко рассматривать птиц. Жили мы на Смоленке, точнее , у Бородинского моста, и птиц в то время было полно, даже снегирей. Воробьи не котировались, а голубей приходилось гонять - всё съедали. Синички и снегири - вот самые наши любимые, я их даже рисовал, а когда кормили, то приговаривали: «Подкормлю птиц зимою — послужат мне весною». А еще по поведению синиц судили мы о погоде: если они целыми стайками появлялись у дома — это предвещало скорые холода. Также знали: если синица свистит — это к ясному дню, а если пищит — к ночному морозу. Всегда интересно было, почему синичку в сказке Виталия Бианки "Синичкин календарь" звали именно Зинькой. Позже, изучая святцы, понял, что это шло именно от Зиновия, а я-то думал потому, что она не чирикает, а зинькает... С синичками у меня всю жизнь отношения особенные, я бы сказал, что дружески-волшебные. Не раз в детстве они залетали зимой прямо к нам в форточку. Я их ловил и выпускал. Кому приходилось хоть раз держать синичку в руке, тот знает, какое это чудо-удовольствие. Она горячая и совсем невесомая, только сердечко тарахтит, да тарахтит - сплошная душа.

РАЗГОВОР
Весна тянула со своим приходом.
В февральской наледи была её корма.
Своеобразное непродолженье года:
Зима, зима и вот… Опять зима.

Ко мне с утра сегодня прилетела
Синичка с желтой грудкою тепла.
Лимончиком на подоконник села
И дзинькнула чуть слышно: как дела?

- Ах, птичка милая, что мне на то ответить?
Какие у поэтов здесь дела?
Лишь разве что пораньше встать и встретить
День новый первыми. Увидеть, как цвела –

Цветёт черемуха холодными утрами,
Как просыпается рабочий человек,
Как жизнь что было-будет между нами
Переправляет в двадцать первый век.

Как маячками звёзды в небе светят
И тают в предрассветной синеве,
Как сладко спят в своих кроватках дети,
Не помня и не зная о войне.

Как медсестра в палату входит, тихо
Кладя на тумбочку цветных таблеток горсть.
Как плещется счастливая китиха
В далеком океане… Как насквозь

Промокшую девчонку укрывает
Пацан своим немодным пиджачком,
Как карапуз резвящийся хватает
Не бабочку, а воздух - лишь сачком.

Увидеть, как за завтраком читают
Отцы семейств газеты не спеша,
Как мамы в садик утром одевают
Подхныкивающего малыша.

Ах, птичка милая, что мне ещё ответить?
Какие у поэта здесь дела?
Лишь разве что в черновиках отметить,
Что стали лить и бьют в колокола,

Что в храме переулочном венчают
Сегодня, и поэтому - народ…
Что муж души в жене своей не чает,
Как в молоке купающийся кот.

Ответить, рассказать, что где-то горе,
Что где-то не такая вовсе жизнь,
Что есть и те, что пребывают в ссоре…
Не улетай, синичка, задержись! -

Я продолжать подобное не буду,
Поэт – он всё же не корреспондент.
Не режиссер, берущий в банке ссуду
На метражи правдивых кинолент.

Я буду говорить о том, что встречи
Влюбленных юностей прописаны в стихах,
Что тепл и нежен с ними майский вечер,
И носит он подругу на руках,

Тот, что в немодном, старом пиджачочке,
В отцовской кепке, галстуке его,
Что в кривеньких, заляпанных очечках,
Хоть присланных с далёких берегов.

Я буду говорить, что в этом доме
Живет счастливая, не на словах, семья.
Что знают это все соседи, кроме
Нездешних - так, как это знаю я.

Я буду говорить о самом лучшем,
Что в книгу пеленает всякий век,
О том, к чему стремится человек,
Как в бесконечность вырвавшийся лучик.

Так пусть же вьется слов несложных нить,
Пускай войдет привычное в привычку -
Я о любви здесь буду говорить
С тобою, желтогрудая синичка!

И ты меня когда-нибудь поймёшь,
А может быть, давно всё понимаешь,
Раз где-то рядом, видимо, живёшь,
Раз по утрам к поэту прилетаешь.


ИЗ ДНЕВНИКОВ...

Через десять лет после смерти отца ушла из жизни моя мама, Людмила Георгиевна. Ушла она скоропостижно. Помню, когда её взяли в больницу, я, ни о чем не помышляя, стал собирать вещи, дабы, дождавшись звонка врача, отвезти их ей. Неожиданно на край оконного проема села синичка, замерла, а потом стала вращать головкой, как бы всматриваясь в комнату через стекло. Удивило то, что улетать она не собиралась, хотя и сидела в не совсем удобной позе. За окном дул ветер и моросил мелкий дождь. Вскоре она все-таки улетела, а примерно через час мне позвонил врач и сказал (этот голос я запомнил на всю жизнь), что они сделали все возможное, но спасти её не удалось. Оказалась, у мамы была редкая форма безболевого обширного инфаркта...
Месяц спустя я написал стихотворение:

СИНИЧКА
Казалось, выцвели рассветы,
Недолог день стал, хворым - час.
Неузнаваемого цвета
Вода в реке… И тон у фраз

Произносимых поменялся
На отстранённый, став скудней.
Но я жить так, как жил, старался
В квартирке маленькой своей.

Не то чтоб по привычке старой,
Но по согласию с собой,
Минуя строгие уставы,
Я вымерял шаги и строй.

Но только время оставалось
Невозмутимым, как конвой,
И к прошлому склоняло крой
Того, что с юности досталось.

Исчезли верные приметы,
В забавах не сошлись пути…
«Всё позади, - шепнуло лето, -
Всё позади, всё позади».

Ещё чуток, и травы скосят -
Дорог обратных не найти.
«Всё позади, - вздохнула осень, -
Всё позади, всё позади".

Не получается сначала
Начать! Задор игривый сник…
«Всё позади, - зима сказала, -
Всё позади, всё позади».

И вдруг, на удивленье смело,
Как только может новизна,
Ко мне — так словно бы из сна,
В окно синичка залетела.
«Всё позади, - она пропела, -
Но только… не твоя весна!»

* * *
За окном моим синичка,
Словно желтое яичко,
Посмотри сюда, сестричка,
Я пшена тебе принес…

Несмотря на то, что стужа,
Со вчерашнего простужен,
Знаю, что тебе я нужен,
И меня ты очень ждешь.

28 апреля 2007 - написано спустя три недели после смерти отца...

Терентий Травник. Из книги «Ластик, лист и карандаш».