От советского доверия - к русскому здравомыслию

Про Сталина скажу только, что при нём мой дедушка вместе с бабушкой были отправлены в Сибирь, под Читу, где, похоронив первенца, должны были сгинуть и сами, но, видно, не судьба – вернулись, родили мою маму в Москве и этим дали мне возможность сегодня беседовать со своими читателями. Так что про Сталина слышал много, в том числе и от них, причем, как ни странно, далеко не худшего…

Про Хрущёва интересовался у родителей, которые весьма благосклонно отзывались об этом времени, но это при учёте того, что в диссидентах они никогда не числились, да и годы молодые делали своё дело…

Я же родился в эпоху правления Леонида Ильича! Признаться, что достигнув студенческой поры, а это происходило при Брежневе, я не раз попадал на собеседование — чуть не сказал, что на дознание — в милицию, а то и к особистам, причем только потому, что носил длинные волосы и имел в друзьях тех, кто именовал себя системными людьми или просто хиппарями. Да, мне было интересно с теми, кто много знал, читал книги по философии, ценил не только рок, но и классическую музыку, находил тонкости, как в фильмах Тарковского, так и в советском «Тихом Доне», к тому же без всякого ёрничанья. Мне было непонятно, почему нас, художников и музыкантов, преследует те, кто именует себя комсомольцами, причем делает это грубо, часто с применением силы. Парни из института физкультуры нередко ловили и избивали моих товарищей, при этом среди последних были и инвалиды, скажем, церебральники или шизофреники, потому и примкнувшие к советской богеме, что больше никому не были нужны и никто их не понимал так, как всё те же хиппи.

При Горбачёве я и впрямь почувствовал свободу, особенно после того, андроповского, времени, когда однажды, после подвального концерта Гребенщикова в Москве в присутствии менее полусотни зрителей, я оказался после его первой песни в отделении, где дознаватель мне намекнул, что, если ты, мол, сам дурак, то хотя бы о матери подумай. Горбачёвская свобода действительно радовала, особенно словами «перестройка» и «гласность». Путч я встретил на баррикадах у Белого дома, правда, не как активист, а скорее как праздношатающийся москвич, но с сочувственными элементами в душе. При всём, надо сказать, малом притеснении своей личности я, тем не менее, весьма критично относился к коммунистам. Признаться, до сих пор не могу понять, кто и когда успел мне вбить в голову эту ересь, и это при том, что мой дед и мама были из оных и ничего, кроме искреннего уважения я к ним не испытывал. Теперь, задумываясь о двадцатилетних националистах на Украине, я понимаю, что всё можно, если задаться целью.

Далее Борис Николаевич! Сперва воспринял его как освободителя от всё тех же коммунистов, и даже Гайдар с Чубайсом казались мне тогда молодогвардейцами, а Анатолий Собчак — так просто родненьким! И тут началось: при Ельцине я неоднократно был свидетелем, как мои приятели и товарищи буквально лезли в те щели и дыры, где можно было не то чтобы заработать, а хапнуть много денег ; как, нарушая принципы морали и мужского достоинства, одноклассники и однокурсники отправляли неугодных их делам на тот свет, как мужики бесповоротно глупели на глазах от женских восторгов по поводу толщины их кошельков, а заодно и от доступности к женским прелестям — опять же по этим причинам. В это время я впервые услышал от своей мамы слово «мерзость», обращенное в сторону малинопиджачников, а для простоты «новых русских» — именно так называли себя проповедники нового образа жизни с пэтэушным если и не образованием, то образом мыслей. Страна утонула в рыночной экономике, где выживал не просто умный, а умный со свойствами подлеца и негодяя. Меня спасла свобода совести, и я с огромным желанием и интересом ушел в монастырскую и храмовую жизнь. За что и спасибо ельцинскому бардаку!

Приход Путина встретил настороженно, особенно когда сказали, что он из гэбистов. Уж не знаю по какой причине, но моя мама порадовалась, что обнадёживало. Путин пришел в момент закрытия так называемого валютного коридора, а это далеко не лучший период для собственной популярности, а потому народ его воспринял как ментора, решившего разобраться с бардаком предшественника, в том числе и северокавказским. Поразительно, но Путину это не просто удалось осуществить, но и провести дела на высочайшем уровне. Именно тогда народ его и принял. А дальше – кому как: для одних — развал страны, а для других — невиданный доселе экономический взлет, пусть и за счет ресурсов.
Для меня стала решающей речь Путина на конференции в Мюнхене в 2007 году. Кто не помнит или не смотрел, советую найти и посмотреть. Она есть в интернете в отличном качестве. С этого дня лично для меня родился истинный руководитель России. По сути тогда Владимир Владимирович и сказал то, что сегодня говорят на всех углах. Уверен, что Путин, сделав такой шаг, остается верен выбранному им пути и сегодня. Как говорится, Путин есть Путин!

Терентий Травник. Из книги «Ластик, лист и карандаш».
(0 пользователям это нравится)