Порой, живя в монастыре или при храме, а то и просто в загородной тиши, я набираюсь простоты и ясности, столь необходимой для моего писательского ремесла. Мне поступает и сюда множество писем и звонков с просьбой высказаться по тому или иному вопросу о политжизни страны. Но я всё больше прихожу к выводу, что мне надо говорить о более простых, но глубоких вещах. В конечном счете это и спасает, и лечит, и проясняет, и просветляет. Теперь не столько красота, сколько простота спасет мир. Но это не обычная простота, а выросшая из опыта жизни и пропитанная любовью к ней. Мое многознание не пострадало, перейдя в многомыслие. Многомыслие нашло опору в долготерпении. Именно последнее предложило мне снова обратиться к простоте сердца и души. Это действительно лечит человека, трезвит читателя и дает направление в сторону надежды — не простой, но осознанной. Это очень необычное состояние души. Я бы назвал его присутствием в ней Духа, причем всеисполняющего, а не только вдохновляющего. Сегодня человеку необходимо такое слово, которое приподняло бы Христа над структурным богослужением и облекло бы Его в некую естественность и простоту, доступную для детского, а иначе нельзя, восприятия души. Свои новые книги я намерен писать теперь именно на этом языке, а потому и взял паузу, уехав в загородность, в российскую пустошь и тишину.
Можно писать для избранных интеллектуалов в стиле некого литературного изыска, это — не вопрос и тоже хорошо, но сейчас время открывать людям в себе простые жизнеутверждающие истины. И не то что об этом сказать, а как-то так подействовать, чтобы душа встрепенулась и почувствовалось дыхание Духа Божьего. А он прост и ясен.
Это —- самое естественное для человека и основное. Это — как вода и хлеб. Всё остальное — кулинария ума и эмоций. Они притягательны, и все-таки это — специи, специи, но не соль. Это соки и морсы, но не вода, это блинчики и пряники, но не хлеб. Это следствие и тактика, но никак не причина и стратегия. И я это говорю не в угоду журналистике с её отстраненной эстетикой слова. А говорю по существу, от сердца, как есть.
Во времена начала перестройки, с её гласностью и ускорением, я воспринял это как благо, как возможность эволюционировать в духе и свободе. Тогда я и не думал, что каждый освобождается по-своему, не предполагал, что произойдёт то, что произошло. А перестройка, оказывается, бывает в сторону регресса, ускорение — в сторону социальной психопатии, а гласность приводит к тотальному бескультурью, узаконенной пошлости и языковому цинизму, а возможность говорить правду открывает свободу хамить и наглеть. И это будет присутствовать в жизни в гораздо большей степени, нежели здравое просвещение. Я просто этого не учитывал, но сегодня столкнулся с миллионами оглупленных, но при этом самонадеянных людей, у которых наглухо перекрыта возможность к развитию. Воспитание, а точнее, его отсутствие сделало свою черную работу: Россия не просто шагнула назад, но и упала в отстойную яму собственного безразличия и самомнения. Грустно, но она оглупела, и я это вынужден признать, несмотря на глубокую преданность своей стране и любовь к Родине.
Мне много приходится говорить с людьми, и везде я вижу лингвистическую невозможность, ассоциативную ущербность и тотальную неуверенность с непонятным мне ожиданием возврата к привычному. Вопрос только в том: к какому? Привычного нет! А если за него принимать то, что было еще недавно, то именно его Бог всех нас и лишил, ибо с подобным оскудением душ мы просто вступили на путь скорого вырождения, и это не просто слова, но, увы, горькая правда. Моя совесть не позволяет мне отмалчиваться, а литературный навык дает возможность доносить это до человека. И в этом моя миссия в этой жизни, а иного и не мыслю. Верю в силу слова, ибо иного, что выше этого, просто не знаю. А любовь произрастает на умении говорить честно и от души, но не только говорить, а так и жить.

Терентий Травник. Из книги "Родина".