Не так давно ко мне на дачу заглянул один литератор. За чаем зашел разговор о его последней пьесе. С нею я познакомился еще в начале года и, надо сказать, она мне понравилась, впрочем, как и многое из того, что им написано. Приятель сетовал, что некоей госпоже М. не нравится то, что он написал, и это его совершенно выбивает из колеи. Стоит отметить, что мой знакомый обладает явно выраженным талантом, и его произведения сегодня входят в ряд читаемых многими.
Странное все-таки это желание – всем нравиться, а в нашем случае – всем угодить написанным. Если даже произведение - эталон мастерства, и то найдутся критики и злопыхатели. Лично я знаком с несколькими поэтами, причем маститыми, которые не воспринимают наследие Пушкина, Мандельштама, а то и Данте или Шекспира; знаю прозаиков, для которых Чехов и Гоголь устарели, и так далее... Что ж, это их право: по крайней мере, объяснения у них весьма аргументированные, да и сами они, бесспорно, очень талантливые люди. И с их мнением считаться все-таки стоит. Мне же, к примеру, данные разногласия совершенно не мешают, потому как между нами есть иные точки соприкосновения. А что касается Александра Сергеевича, то по отношению к его творчеству я полностью солидарен с человеком, с которым меня однажды свела судьба:
Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь -
как бы шаля, глаголом жечь.
Эти строки написал Евгений Евтушенко.
В свое время я отправил ему в письме стихотворение. Не знаю, получил ли его Евгений Александрович, но стихотворение сохранилось, и я публикую его впервые:
Я слог потраченный услышал:
Во мне он сделал свой надрез -
Не кровоточит он, но дышит
Наперекор, наперерез
Всем, кто задумает в колёса –
Моим стихам – совать свои
Не просто палки, а доносы,
Оковы, путы и ремни…
Я слог потраченный услышал,
Как зумм морзянки у виска,
Как стон гвоздей, входящих в крышку,
Известную здесь как доска.
И каждый раз, берясь за слово,
Прошу я стать моим судьей
Того, Кто смертью был подкован
Крестом, гвоздями и землёй.
Возвращаясь к проблеме неоцененности созданного вами, замечу, что многое, если не почти всё, в этом случае определяется не только на вкус, но и на цвет, и , как утверждает народная мудрость, товарищей здесь сыщется крайне мало. Впрочем, есть в моем окружении и такие, кто просто разошёлся с теми, кто не соответствовал их ожиданиям. Что ж, имеют право, и все-таки ловиться на этот крючок раздутого своего эго или основательной гордыни не следует, потому как ни к чему хорошему это не приведет - просто лишний раз придется убедиться в собственной неразвитости, и всё.
На самом деле причин того, что ваше произведение кому-то не нравится, может быть несколько, и если кто-то считает недостаточным уровень вашего мастерства, это вряд ли является единственной причиной. Скорее всего вы просто разошлись во вкусах именно с этим читателем или зрителем, что ни в коем разе не умаляет качество созданного вами. Кстати, не стоит списывать со счетов самые примитивные и пока никем не отмененные зависть и ревность. Тем, кто вам завидует, априори никогда не понравится то, что вы делаете, и чем лучше будет становится созданное вами, тем больше критики вы будете выслушивать, а итогом этого будет, скорее всего, расставание.
Когда ко мне пришли малые, но уже вполне очевидные успехи в литературе, а случилось это после того, как увидели свет около десятка написанных мною книг, мое многочисленное в то время окружение изрядно поредело. Ко второму оно поредело ещё больше, а к третьему - остались единицы. В те годы, будучи очень открытым человеком, я не учёл наличие у многих самой обыкновенной зависти, и от всей души стремился поделиться успехами с каждым, кто меня неплохо знал. Более того, я с радостью дарил свои книги и не возражал, если кто-то хотел воспользоваться многими преференциями, связанными с моим неплохим положением.
Известность пришла позже, а читатель, настоящий читатель, родился не там, где я думал, а на много километров дальше. Этот читатель шел ко мне медленно и верно с самых дальних границ моей страны, а то и преодолевая их. Был такой год, когда я очень много ездил по стране. Встречаясь с людьми, я читал им свои стихи и беседовал со слушателями. Бывал я в крупных городах, но в основном выступал в селах, поселках городского типа и деревнях. С тех пор прошло немало лет, и семена, брошенные мною, дали о себе знать: появились всходы. Тогда я писал, обращаясь к своему читателю:
Строку вопросом испытуя,
Доверь душе судить ответ.
Отныне нет меня – молчу я,
Теперь не я, а ты – поэт.
И пришло время – время верной и доброй оценки, а точнее, мнения. Не люблю слово «поклонник», оно претит моим религиозным взглядам, скорее, это почитатель. Так, со временем, сформировалась новая среда для посева и роста всего, создаваемого мною сегодня – среда почитателей. Люди эти - самого разного возраста, образования, социального положения. Они присылают мне письма, звонят, приходят на встречи, делятся своими радостями и печалями.
Действительно, согласно верному замечанию Евгения Евтушенко, в России суждено поэтами рождаться и становиться много больше, чем поэт…
Видимо потому, что всякое слово, а поэтическое - тем более, созидает, формирует, проникает в самую душу, а то и сердце, становится поэт русский и жнецом, и кузнецом, а если это потребуется, то и на дуде сыграет: а почему бы и нет?
Терентiй Травнiкъ. Из книги "Блокнот для записей"
Странное все-таки это желание – всем нравиться, а в нашем случае – всем угодить написанным. Если даже произведение - эталон мастерства, и то найдутся критики и злопыхатели. Лично я знаком с несколькими поэтами, причем маститыми, которые не воспринимают наследие Пушкина, Мандельштама, а то и Данте или Шекспира; знаю прозаиков, для которых Чехов и Гоголь устарели, и так далее... Что ж, это их право: по крайней мере, объяснения у них весьма аргументированные, да и сами они, бесспорно, очень талантливые люди. И с их мнением считаться все-таки стоит. Мне же, к примеру, данные разногласия совершенно не мешают, потому как между нами есть иные точки соприкосновения. А что касается Александра Сергеевича, то по отношению к его творчеству я полностью солидарен с человеком, с которым меня однажды свела судьба:
Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь -
как бы шаля, глаголом жечь.
Эти строки написал Евгений Евтушенко.
В свое время я отправил ему в письме стихотворение. Не знаю, получил ли его Евгений Александрович, но стихотворение сохранилось, и я публикую его впервые:
Я слог потраченный услышал:
Во мне он сделал свой надрез -
Не кровоточит он, но дышит
Наперекор, наперерез
Всем, кто задумает в колёса –
Моим стихам – совать свои
Не просто палки, а доносы,
Оковы, путы и ремни…
Я слог потраченный услышал,
Как зумм морзянки у виска,
Как стон гвоздей, входящих в крышку,
Известную здесь как доска.
И каждый раз, берясь за слово,
Прошу я стать моим судьей
Того, Кто смертью был подкован
Крестом, гвоздями и землёй.
Возвращаясь к проблеме неоцененности созданного вами, замечу, что многое, если не почти всё, в этом случае определяется не только на вкус, но и на цвет, и , как утверждает народная мудрость, товарищей здесь сыщется крайне мало. Впрочем, есть в моем окружении и такие, кто просто разошёлся с теми, кто не соответствовал их ожиданиям. Что ж, имеют право, и все-таки ловиться на этот крючок раздутого своего эго или основательной гордыни не следует, потому как ни к чему хорошему это не приведет - просто лишний раз придется убедиться в собственной неразвитости, и всё.
На самом деле причин того, что ваше произведение кому-то не нравится, может быть несколько, и если кто-то считает недостаточным уровень вашего мастерства, это вряд ли является единственной причиной. Скорее всего вы просто разошлись во вкусах именно с этим читателем или зрителем, что ни в коем разе не умаляет качество созданного вами. Кстати, не стоит списывать со счетов самые примитивные и пока никем не отмененные зависть и ревность. Тем, кто вам завидует, априори никогда не понравится то, что вы делаете, и чем лучше будет становится созданное вами, тем больше критики вы будете выслушивать, а итогом этого будет, скорее всего, расставание.
Когда ко мне пришли малые, но уже вполне очевидные успехи в литературе, а случилось это после того, как увидели свет около десятка написанных мною книг, мое многочисленное в то время окружение изрядно поредело. Ко второму оно поредело ещё больше, а к третьему - остались единицы. В те годы, будучи очень открытым человеком, я не учёл наличие у многих самой обыкновенной зависти, и от всей души стремился поделиться успехами с каждым, кто меня неплохо знал. Более того, я с радостью дарил свои книги и не возражал, если кто-то хотел воспользоваться многими преференциями, связанными с моим неплохим положением.
Известность пришла позже, а читатель, настоящий читатель, родился не там, где я думал, а на много километров дальше. Этот читатель шел ко мне медленно и верно с самых дальних границ моей страны, а то и преодолевая их. Был такой год, когда я очень много ездил по стране. Встречаясь с людьми, я читал им свои стихи и беседовал со слушателями. Бывал я в крупных городах, но в основном выступал в селах, поселках городского типа и деревнях. С тех пор прошло немало лет, и семена, брошенные мною, дали о себе знать: появились всходы. Тогда я писал, обращаясь к своему читателю:
Строку вопросом испытуя,
Доверь душе судить ответ.
Отныне нет меня – молчу я,
Теперь не я, а ты – поэт.
И пришло время – время верной и доброй оценки, а точнее, мнения. Не люблю слово «поклонник», оно претит моим религиозным взглядам, скорее, это почитатель. Так, со временем, сформировалась новая среда для посева и роста всего, создаваемого мною сегодня – среда почитателей. Люди эти - самого разного возраста, образования, социального положения. Они присылают мне письма, звонят, приходят на встречи, делятся своими радостями и печалями.
Действительно, согласно верному замечанию Евгения Евтушенко, в России суждено поэтами рождаться и становиться много больше, чем поэт…
Видимо потому, что всякое слово, а поэтическое - тем более, созидает, формирует, проникает в самую душу, а то и сердце, становится поэт русский и жнецом, и кузнецом, а если это потребуется, то и на дуде сыграет: а почему бы и нет?
Терентiй Травнiкъ. Из книги "Блокнот для записей"